В рамках Летней Школы журнала «Русский Репортер» проходил цикл акций, посвященных экологии. Мы публикуем стенограмму беседы с исполнительным директором WWF (Всемирный фонд дикой природы) России Петром Горбуненко о проблемах, которые он считает самыми трудными. Материал подготовлен Екатериной Синельщиковой.
Чем занимается ваш Фонд?
В первую очередь — это видовые программы и программы по созданию, поддержке и развитию охраняемых территорий. То есть, программы по сохранению биоразнообразия. Понятно, что заниматься всем и одновременно невозможно, это будет неэффективно. Следовательно, в этих целях в мире были выделены приоритетные экорегионы, которые оказывают экологические услуги в масштабах всей планеты. Все программы выстраиваются в строгом соответствии с тем, какие угрозы для этих экорегионов и видов животных существуют, и какие меры защиты можно принимать. В принципе вся работа строится достаточно структурировано.
Таких регионов оказалось 200. Анализ был выполнен с участием большого количества ученых из разных стран. На территории России из приоритетных регионов мы имеем Баренцевоморский, Амурский (Приморский, Хабаровский края), Кавказ, Алтае-Саяны и Камчатку. Соответственно, все наши экорегионы выделены исключительно на основе анализа биоразнообразия регионов без учета административных границ.
Плюс к этому для сохранения видового разнообразия планеты мы выделили так называемые флаговые виды.
Второй блок программ — взаимоотношения с промышленностью в целях снижения наносимого ущерба и его предотвращения в будущем. Мы работаем с лесным сектором и боремся с нелегальной вырубкой. Так, мы помогаем лесопромышленникам выделять леса высокой природоохранной ценности, в которых они ограничивают рубки.
Другое направление промышленности – это рыболовство. Здесь те же самые проблемы. Это нелегальная рыбалка и методы лова. В частности, лов с использованием дрифтерной сети. Многие, наверное, слышали, об этом методе. Его еще называют «стеной смерти»: когда сети из прочного нейлона запускают на километров пять и в них погибает не только рыба, но и птицы и морские млекопитающие. Хотя они, конечно, не нужны рыбакам.
Ну и, безусловно, это всевозможная горнодобывающая промышленность, нефтегаз и так далее. С этими ребятами все сложно. Если же они найдут запас чего-нибудь, то плевать, что тут будет гнездиться, например, какая-нибудь редкая цапля. Важно то, что находится под ней.
Есть еще климатическая программа, направленная на снижение выбросов парниковых газов с учетом экосистем. Потому что если не предпринимать никаких мер, то по нашим прогнозам к 50-ому году популяция белового медведя в Арктике сохранится только в одном месте – это между Гренландией и Канадой. В России белого медведя к 50 году просто не будет в связи с тем, что Северный морской путь перестанет замерзать.
Что такое флаговый вид?
Флаговый – это значит, что наши усилия сосредоточены на сохранении в первую очередь вот этого приоритетного вида. Как правило, эти виды являются либо вершиной пищевой цепи – хищники, все большие кошки, которые в настоящий момент достаточно угнетены, либо эти виды имеют большую ценность. Например, баран аргали с большими красивыми рогами. Таких видов достаточно много. В то же время попытки разработать Красные книги для разных административных образований приводят к разным результатам. В частности, украинцы умудрились загнать 4 вида бокоплавов (это маленькие рачки) в Красную книгу Украины – при этом есть только один специалист, он в Киеве, который может их различить. Тем не менее, посчитали, что они находятся под угрозой исчезновения и включили их в Красную книгу.
Зачем сохранять биоразнообразие и работать с экосистемами? Разве природа не устроена так, что сама может восстановить баланс, если он нарушен?
Да, постоянно открываются новые виды и исчезают старые. Процесс эволюции протекает своим чередом. Но когда человек начинает резко его ускорять, что за этим последует, естественно, никто не знает.
Что касается экосистем, для нас важно, чтобы была обеспечена их целостность, стабильность и емкость. Потому что иначе она начнет во что-то трансформироваться. Вспомню теорию по химии за 7-8 класс. Там было понятие – буферный раствор. Если в него капнешь капельку щелочи или кислоты, то ничего не изменится, потому что его емкость такова, что эта капелька не меняет свойств раствора. А если, конечно, набухать кислоты в 5 раз больше чем исходного раствора, то, понятно, свойства уже изменятся.
 
WWF взаимодействует с властью. Возникают ли какие-то трудности в этом процессе?
Поскольку страна у нас очень специфична, власть и бизнес разделить очень сложно. Они проникли друг в друга окончательно и бесповоротно.
Ну, без ложной скромности могу напомнить изменение расположения терминала на Дальнем Востоке нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий Океан. Решение было уже подготовлено, проектирование сделано. Но нам удалось убедить Владимира Владимировича [Путина], и в итоге решение было изменено. Другой вариант, более на слуху,- это труба вокруг Байкала. Тоже, в общем-то, казалось, что ничего уже сделать нельзя. Труба будет. Но сумели опять же достучаться до премьера [в тот момент — президента — «Полит.ру»], с ним пришлось работать напрямую. В результате, на заседании приемной комиссии приняли решение о проведении другой линии. Мы же занимались исключительно разъяснительной работой. То есть мы открытым текстом показали всю коррупционную схему, показали всех бенефициаров. В данной ситуации пришлось работать в несвойственном себе поле. Мы подключили местных экспертов, которые вытащили всю эту информацию, в том числе и с «Транснефтью». Соответственно, далее последовала достаточно громкая череда дел в ФСБ.
Ну и последнее — это перенос части олимпийских объектов. В то время я как раз работал директором по Северному Кавказу. Это был 2006 год, заявку на игры еще готовили. И я слушал все то, что [Дмитрий] Чернышенко и компания несли со всех трибун, рассказывая про светлое будущее. Когда на каждой горе будет свой спуск, свой подъемник, отель и так далее. И плевать, что там миграционные пути всех животных. Дело в том, что на Кавказе четко выраженная зональность – большой снег наверху, поменьше внизу. Соответственно, все животные посезонно мигрируют туда-сюда, потому что на большом снегу они просто погибнут от голоду.
Всегда ли удавалось выигрывать?
Да, это не значит, что мы выиграли все. В остальных вопросах в Олимпиаде мы проиграли с треском. Мы не смогли ничего сделать с массовыми вырубками под все эти объекты в Сочинском национальном парке, мы ничего не смогли сделать со строительством никому не нужной скоростной железной дорогой, которая проходит через опасные оползни. То есть туда заложили большущую мину на будущее, когда она взорвется, никто не знает.
Все остальные силовики… мы с ними просто взаимодействуем. История с делами ФСБ это, в общем-то, один из вариантов взаимодействия. К примеру, если вы помните, когда был запрет на продажу черной икры. Тогда провели качественный анализ на основании всех таможенных и товаротранспортных документов, которые проходили через крупные компании по потокам черной икры в России. Оценка объемов продаж черной икры, изучение ситуации на Волге, Каспии, на Амуре, на побережье Азовского моря выявили, что реальный вылов осетровых в 12-15 раз превышал официально разрешенный улов. И одним из основных каналов легализации в продаже браконьерской продукции была фиктивная конфискация икры у вымышленных нарушителей и последующая сдача ее на реализацию. Выявили и каналы поставки нелегальной продукции в Москву и другие крупные города. Конечно, весь этот материал был передан в ФСБ и средствам массовой информации. Помните, циклы передач на ТВ про осетровое браконьерство и «икорную мафию»? Скажу, что эффект был весьма значительным, потому что были перекрыты очень крупные каналы поставки из Дагестана и Астраханской области, где находились базы у браконьеров. И в итоге все закончилось изменением Закона «О рыболовстве». Теперь конфискованную икру, что черную, что красную, закон требует незамедлительно уничтожать. Процесс уничтожения происходит при понятых, под протокол, и фиксируется на видео. Никакой реализации, чтобы и искушения ни у кого не возникало.
Назовите самые трудные проблемы, стоящие перед WWF.
Ну, пожалуй, самая крупная проблема на сегодня, которую мы сейчас решаем и, я надеюсь, практически решили — это популяция дальневосточного леопарда. На сегодняшний день это 38-39 штук, величина все время варьирующая, что для таких кошек, в общем, не смертельно, но критично. Кошки вообще обладают очень интересной особенностью: у них не проявляются проблемы с генетикой. Для них характерно близкородственное скрещивание, поэтому проблема с леопардом решается за счет наличия кормовой базы и места обитания. А вот создание национального парка на Дальнем Востоке — это была действительно проблема. Территория обитания этого леопарда достаточно размазана по Приморскому краю. Она попадала на территорию двух заказников, одного заповедника и просто леса, который находился в промышленной разработке. Соответственно, пока территорию не объединили и не решили создавать единый национальный парк, была постоянная угроза того, что леопард вымрет от того, что ему негде жить. Для тигров важен фактор, извините, кормежки. Дикое браконьерство, которое было в 90-е годы, очень сильно подорвало кормовую базу. И сейчас все наши усилия направлены на восстановление численности кормовых объектов. Если будет достаточно кабана, оленя или косули, то места обитания для тигра хватит. Главное, чтобы ему было чем прокормиться.
Другая проблема – это развитие нефтегазовой отрасли в Арктике. Вот тут проблема, которая пока не имеет никакого решения. На сегодняшний день отсутствует технология ликвидация последствий нефтегазоразливов в условиях минусовых температур. Понимаете, вот то, что случилось в Мексиканском заливе, безусловно, очень плохо, но в силу того, что это тропические моря, через 5 лет произойдет, в общем-то, процентов на 90 процесс самоочищения. Именно потому, что там такая температура. Далее экосистема восстановится. Она будет, безусловно, другой, но она все-таки способна к какому-то восстановлению. В условиях Арктики эти процессы идут тысячами, миллионами лет.
Такая же проблема в связи с прокладкой трубопровода есть в Охотском море?
Там нет проблем по ликвидации. Дело в том, что Охотское море — это колыбель рыбы. И проблема в том, как нефтегазовые компании влияют на состояние рыбных запасов и рыбного промысла. Мы тоже, безусловно, там работаем, но это проблема более берущаяся. Можно установить соответствующие режимы проведения работ во время нереста. Потому что когда на Сахалине-1 и Сахалине-2 они, извините, проходили, просто кидая трубопровод прямо поверху, им было плевать, что поднимается на нерест рыба, которая от этого гибнет. А для Арктики, к сожалению, главная проблема, это отсутствие каких-либо технологий.
Существует ли угроза того, что в Арктике произойдет разлив нефти ?
Угроза явная! Потому что в планах, которые строило правительство по развитию нефтегазовой отрасли в Арктике, уже определены чуть ли не даты начала бурений. Запасы, понятное дело, там приличные. Геологи поработали хорошо. Теперь перед нами стоит задача, как сделать так, чтобы все-таки был какой-то мораторий на работу до тех пор, пока не будет придумано, что с этим делать. Произойдет ЧП,  ну и? Вот на это «и» никто дальше не может ответить. Мы в этом направлении работаем со всеми арктическими государствами. У нас есть Арктическая программа, по этому поводу мы работаем на международном и внутреннем уровнях, с МИДом, с Министерством природных ресурсов и экологии и с премьером. Хотя энергетическое лобби у нас все-таки сильней.
Какая ситуация сейчас в лесной отрасли?
Это как раз третья проблема, с которой, начиная с 2007 года, мы не знаем, что делать. Это принятие Лесного кодекса, который полностью развалило всю систему лесного хозяйства. В нынешних условиях вообще не понятно, что с этим делать. То ли новый кодекс писать, то ли пытаться как-то улучшить ситуацию. Мы все свидетели того, что произошло в лесной отрасли — федеральный центр благополучно сбросил с себя максимум полномочий в регионы, при этом, не обеспечив им финансирование. Теперь это их головная боль. В Московской области из 40 тысяч лесничих, которые осуществляли надзор охраняемых лесов, осталось 4 тысячи. Они физически ничего не могут. Если раньше  можно было регулярно проходить, проезжать территорию и знать в каком состоянии находится лес, то сейчас, при нынешней численности лесной охраны, это 1 лесник на 15-20 тысяч гектар подмосковных лесов. В Сибири на одного лесничего приходится до 100 тысяч гектар. О чем тут говорить?
А в чем недостатки Лесного кодекса?
В Лесном кодексе все очень хитро прописано. Один и тот же участок леса может быть сдан 5, 6 или 8 арендаторам. Но арендатор арендатору рознь. Вот один возьмет у меня участочек для того, чтобы собирать ягоды, а другой будет там экотуризм развивать, третий будет заниматься промышленными вырубками. И все трое арендаторы одного и того же леса. Кто из них отвечает за пожарную безопасность? Это то, что допускает сейчас лесной кодекс. Безусловно, нельзя сдать участок с одним и тем же пользованием, потому что это налицо будет нарушением закона, а вот с разным – никаких вопросов.
В Приморском крае очень любят таким же образом выводить под рубку орехопромысловые зоны. Одной рукой выдают в долгосрочную аренду лес для промысла ореха: местный люд бегает, собирает кедровые орешки и, соответственно, с этого живет. А сзади бегут дядьки с пилами и быстро все эти кедры вырубают.
С другой стороны, история с пожарами позволила сильно высветить проблемы по поводу изменений в Лесном кодексе. Сейчас Рослесхоз занял гораздо более конструктивную позицию. Заработал общественный совет при Рослесхоз и начались слушания по присоединению охраняемых лесов Подмосковья к Москве. Скажу честно, в Подмосковье ситуация хреновая. Болота осушали более ста лет, особенно интенсивно эти работы развернулись в 30-50-е годы прошлого столетия. Для того, чтобы вернуть все торфяники Москвы в то состояние, которое было до 20х годов прошлого столетия, нужно воды в объеме половины годового стока Волги. Где ее взять? Это очень большая, сложная проблема.
Это, пожалуй, самые муторные проблемы, с которыми мы сейчас живем. В остальных вопросах, худо-бедно, но хотя бы понятно, куда и как мы двигаемся. Говоря о первой проблеме на Дальнем Востоке, конечно, ключевым фактором является Китай.
А почему Китай – ключевой фактор проблем на Дальнем Востоке?
Потому что это бесплатная рабочая сила, которая так и брызжет на территорию края, и наплевательское отношение к законодательству. В первую очередь, это количество всех нелегальных поставок дериватов – продуктов, частей тела животных, которые используется для каких-то целей. В частности, медвежьи лапы или желчь – это то, что используется в народной медицине Китая. Мы постоянно вскрываем все новые и новые каналы поставки дериватов. Но при этом наш УК РФ очень хорошо эту деятельность гуманизировал, поскольку был клич, что экономические преступления, все-таки, не самые страшные преступления против общества и их надо смягчить. В результате их смягчили и теперь контрабанда стоимостью до полутора миллионов  рублей вообще не подпадает под действие  УК РФ – это административное правонарушение. Берешь 100 китайцев, — и все вопросы решены. Непродуманная законодательная инициатива рубанула очень сильно.

Источник: www.polit.ru