На сцене Михайловского театра состоялась премьера балета «Люблю тебя, Петра творенье…»
Вчера в 13:55, просмотров: 1165

Гигантские пожирающие город волны, покосившийся своими куполами и крестами Исаакий и наполовину выглядывающий из воды шпиль Петропавловского собора — усыпальницы всех русских императоров, — такую поражающую воображение апокалипсическую картину наводнения и потопления Санкт-Петербурга рисуют в своем новом спектакле «Люблю тебя, Петра творенье…» по мотивам петербургской повести А.С.Пушкина «Медный всадник» знаменитый американский хореограф Лар Любович и художник-постановщик Георгий Цыпин (худрук и постановщик церемонии открытия Олимпийских игр в Сочи). Премьера только что состоялась в Михайловском театре.
Тема апокалипсиса, конца истории, гибнущего в пучинах вод прекрасного призрачного города — прочно устоявшийся петербургский миф, родоначальником которого был далеко не Пушкин. «Быть пусту месту сему» — заклятье и пророчество царицы Авдотьи Лопухиной, заточенной в монастырь жены Петра, стало эпиграфом истории этого удивительного города. Новая премьера двухактного балета — подарок театра ко дню рождения города. Вслед за Мариинским театром Михайловский обращается к теме пушкинского «Медного всадника», только возрождает не ставший уже мифом спектакль Ростислава Захарова 1949 года рождения на специально для него написанную музыку Рейнгольда Глиэра (композитор, добавим, — автор и другого советского суперхита, балета «Красный мак»). Здесь создан балет совершенно новый, современный, рассказывающий пушкинскую историю языком современной хореографии, используя при этом музыку того же композитора, но уже не партитуру одноименного балета, а его «Третью симфонию».
Взгляд Лары Любовича — американца из Чикаго с русскими (даже более того, петербургскими) корнями на русскую историю — чистосердечен и прост. К тому же Любович хореограф очень музыкальный: что слышит в музыке, то и ставит… И «русская тема», естественно, обильно присутствующая в его «Третьей симфонии» — известной еще и под былинным названием «Илья Муромец» — выражена в хореографии без затей: подбоченясь, выходят добры молодцы в оранжевых пиджаках и красны девицы в такого же цвета платьях, пускаясь в русскую пляску… Сцены, которыми балет начинается и заканчивается, сделаны в духе а-ля рюс…
В балете Любовича Санкт-Петербург перед нами не столько исторический, сколько «туристический»: все четыре главные достопримечательности города видны тут как на ладони: кроме собственно бронзового (а отнюдь не медного) памятника Фальконе это Зимний дворец — царская резиденция с Александрийским столпом в центре Дворцовой площади, Исаакиевский собор, Петропавловская крепость и ростральные колонны… (В спектакле присутствуют еще каменные львы, у которых спасся от потопа главный герой.)

— Мне кажется, получился такой балет про Петербург, где все в одном: экскурсия, балет, музыка, — говорит мне после спектакля премьер театра Леонид Сарафанов, прекрасно воплотивший в балете образ его главного героя Евгения.
Действительно, перед нами скорее санкт-петербургский миф. И совсем не важно, что, например, Исаакиевский собор создан в другую эпоху, для мифа такие детали никакого значения не имеют. Гораздо важнее, что тут используются две важнейшие составляющие этой культурной мифологии — образ потопа и образ поэта. Александр Сергеевич в балете явлен собственной персоной с впечатляющей достоверностью: в кудрях и с бакенбардами, водя пером по бумаге, он пишет «Медного всадника», и строчки его поэмы как бы оживают на сцене…
На роль «солнца русской поэзии» выбран русский американец — Марио Лабрадор, он окончил Московскую академию хореографии и уже несколько лет живет и работает в Санкт-Петербурге. Образ Пушкина он воплотил без нажима и ходульности, не допустив (несмотря на всю рискованность показа «нашего всего» танцующим на балетной сцене) никакой пошлости, во всей противоречивой сложности реального человека, подняв заодно вместе с хореографом и проблему жестокости творца по отношению к своим героям.
— Дело в том, что хореограф поставил Пушкина в такое положение, что он контролирует ситуацию, — поясняет Марио. — Поэт в балете может быть изображен раздраженным, и это по музыке очень чувствуется. Потому что когда с Евгением и Парашей происходит то, что им не нравится, они пытаются вмешиваться каким-то образом в поэму, в ее написание. И чем больше Евгений вмешивается в написание поэмы, тем более накаляются события, тем больше печальных событий происходит с Евгением.
Картина водного апокалипсиса, построенная с помощью моднейших видеопроекций и 3D-спецэффектов, становится центральной в спектакле и действительно впечатляет. Если для старинных классических балетов, как это было с «Корсаром», премьера которого прошла в Михайловском театре в начале сезона, такие ультрасовременные технологии не слишком подходят (поговаривают, что осенью балет все-таки покажут в более надлежащем оформлении), то фантасмагорические картины гибнущего города в современном балете они подают более реалистично, в духе фильмов-ужасов. Совершено в этом духе, например, поставлена сцена явления Медного всадника, несущего Евгению свою жертву — Парашу (Анна Кулигина танцевала впечатляюще и самозабвенно): угрожающе разрастаясь и увеличиваясь в размерах, с солнечного диска на зрителя несется, как образ библейского апокалипсиса, всадник, распадающийся в стаю черных птиц, которые уже на сцене окружают Евгения, вызывая в памяти ассоциации с однокрылым Злым Гением из «Лебединого озера».
Много способствует этому поразительному эффекту, ловко примененному в балетном спектакле, и хореография Любовича. Надо отдать должное, опытный балетмейстер умеет создавать своими танцами емкие впечатляющие образы. Вышколенный кордебалет (здесь нужно воздать должное отменной работе репетиторов) в этой сцене, изображая разбушевавшуюся стихию, то и дело возносит главных героев на поверхность, показывая их барахтающимися букашками, которые пытаются сопротивляться неизбежному, таким образом удачно воплощая грандиозный обобщающий образ-символ, задуманный хореографом:
«Мой балет, скорее, метафора, — говорит Лар Любович. — В нашем случае мы хотим показать страх маленького человека, который окружен гигантскими явлениями, на которого давит огромная сила. Мы все — маленькие человечки, а вокруг нас большой и сложный мир. Через свою поэму Пушкин показал, каким беспомощным может быть человек в этом потоке наводнения исторических катаклизмов».
«Говорят, тонущий в последнюю минуту забывает страх, перестает задыхаться. Ему вдруг становится легко, свободно, блаженно. И, теряя сознание, он идет на дно, улыбаясь» — эти слова Георгия Иванова о «блаженно тонущем» Санкт-Петербурге, с которых творец одного из самых поэтичных питерских мифов начинает свои «Петербургские зимы», так и просятся стать эпиграфом новой постановки. Гибель Петербурга в этом балете действительно какая-то блаженная… Да и не гибель это вовсе. Стихия обуздана и побеждена, город возрожден, и заканчивается балет по-советски или по-американски (в данном случае не так важно — несмотря на всю силу противостояния в области культуры, обе идеологии в чем-то смыкались) радостно-оптимистично, с непременным хеппи-эндом — общей пляской на фоне победного фейерверка и сверкающего золотым нимбом Медного всадника — памятника основателю города Петру Великому, который, как мы все помним из пушкинской поэмы, «Россию поднял на дыбы».

Источник: www.mk.ru